Вениамин Форман
Родился 10 августа 1939 года в городе Калинковичи, что на Гомельщине. День выдался на редкость солнечный. Настроение у всех было прекрасное, ещё бы, в молодой семье Оли и Давида родился сын. А так как такси тогда в Калинковичах не было, а собственной машины тем более, меня собирались забрать с мамой из роддома на подводе, но и её не оказалось поблизости. Отец был занят служебными делами (он тогда работал секретарём горисполкома), и все заботы по доставке нас с мамой взвалил на свои детские плечи Илья (мой дядя). Ему тогда было всего 13-14 лет. Наконец, он где-то раздобыл грузовую машину — полуторку, еле уговорил шофёра, и меня привезли домой. Я с мамой, естественно сидели в кабине, а Ильюша конечно в кузове. Эту историю мой дядя, которому уже за 80 лет, вспоминает каждый раз, когда мы встречаемся, потому что, он очень долго на своём детском теле чувствовал следы этой поездки,хотя водитель ехал вроде и осторожно, но дороги, как таковой не было.
Было покрытие из булыжника вперемешку с щебёнкой, потом участок дороги одна щебёнка. В общем, Илюше досталось, а мне хоть бы что!.
Первые два года моей жизни были спокойными, мама ещё была здоровая, красивая, стройная женщина, работала бухгалтером, вела хозяйство. Отец работал на руководящей должности и ему не было времени заниматься моим воспитанием, поэтому все проблемы со мной взяла на себя моя любимая бабушка Хьена. Было спокойное предвоенное время, ничего, казалось бы, не предвещало беды. Уже началась Вторая Мировая Война, но Советский народ успокаивали, что на нашей земле войны не может быть, и большинство людей в это свято верили, как и верили всему тому, что говорил великий вождь.
Страна жила своей жизнью. Работали, учились, рожали детей. Мои родители были крепкими, здоровыми гражданами своей страны, можно сказать трудоголиками, да тогда по другому и нельзя было, они были людьми своего времени.
Cохранилась фотография моей мамы перед самой свадьбой, весёлая, озорная, одухотворённая, красивая восемнадцатилетняя девушка, полна жизни, счастья и свято верующая в прекрасное будущее.
Разве она могла тогда предполагать в 1938 году, что через каких-то 8 лет её не станет.
Мой отец Фурман Давид Борисович родился в небольшом еврейском
городке Ельск в 1915 году. Семья отца была большая и очень дружная. Помимо религиозного образования в ХЕДЕРЕ, детям из-зо всех сил старались дать и светское образование. Так мой отец смог до войны закончить два техникума — кооперативный и лесотехнический, что по тем временам было очень даже неплохим началом в будущей карьере. Вскоре после учёбы, работал в Калинковичи в лесхозе, где познакомился, а вскоре и подружился с Сеней Ганелиным.
Впоследствии, уже после войны, они нашли друг друга, а после женитьбы дружили семьями. Когда Ганелины переехали в Минск, уже я продолжал дружить с семьёй Ганелин, их детьми. Хорошие отношения складывались и в Израиле, когда мы встретились, причём не только у меня,но и у моего сына с мужем дочери Ганелина Феликсом. У этой дружбы, да и вообще о связях с этой семьёй есть интереснейшее продолжение. Но об этом возможно в другой статье.
Итак, о семье моего отца из тех скудных и отрывочных данных, что мне известно.
У отца было несколько братьев и одна сестра. После войны из большого семейства остались в живых только мой отец и его сестра Зина. Все остальные погибли кто на войне, а кто от рук немцев в Ельске. Кроме того выжили и семья Гутник, которые успели эвакуироваться, вернулись после войны в Ельск, затем жили в Минске, а потом постепенно один за другим переехали в Америку. Очень хотелось бы с ними опять встретиться.
Если случайно кто-то из семейства Гутник прочтёт эту статью, большая просьба — откликнуться.
Знайте, что у Вас в Израиле и в Канаде живут много родственников.
Моя тётя Зина 18-ти летней девушкой попала в плен и только благодаря неплохому знанию немецкого языка, работая служанкой у богатого немецкого бизнесмена, чудом сумела выжить, уж очень она была непохожа на еврейку. И жена немца смогла её защитить, то пряча её, то куда-то отсылая к своим знакомым подработать. И только в 1945 году, когда исход войны был предрешён и Зина познакомилась с советским военнопленным, которого немцы определили работать в офицерскую столовую, они смогли каким-то чудом бежать. Конечно, бежать им помогла хозяйка, у которой Зина работала. К счастью на войне бывало и такое. Но горя она вынесла много.
Хватало и унижений и оскорблений. Но самое интересное началось после войны. Да, Зина и тот самый военнопленный вернулись в Ельск, и узнав, что ни дома ни семьи не осталось, приехала к нам в Калинковичи. Вскоре КГБ начала их прощупывать. Саша Ложкин — друг моей тёти, по специальности был горный инженер.
Они решили подальше от греха уехать в Воркуту, где он много лет проработал на шахте. Конечно поженились, родили сына Бориса Ложкина, моего двоюродного брата. Все втроём приезжали через каждый год к нам в Калинковичи. Но ОРГАНЫ всё пронюхали и присудили им большой срок на ПОСЕЛЕНИИ. И опять удача — этот срок они отбывали в Воркуте. Но рядом с удачей идёт и неудача. На запрос мужа Зины по месту довоенного места жительства о судьбе его семьи, ему однозначно ответили, что все погибли, включая и жену, после чего Зина с Сашей расписались.
И только через 10 лет, в 1958 году, выяснилось, что жива дочь Саши Ложкина о существовании которой он не знал. Жива и его довоенная жена, которая имела детей от другого мужа. Подали в суд, как порядочный отец своей дочери, Саша, по договорённости выплачивал ей и её маме половину зарплаты шахтера — по тем временам это огромные деньги. Насколько я знаю, больше ни дочь, ни мама, Сашу не беспокоили несколько лет до тех пор пока дочь не стала совершеннолетней.
К, сожалению, Сашу постигла трагедия. Он выпивал, за здоровьем не следил, на уговоры Зины не реагировал, думая, что он всё выдержит, и в итоге умер прямо на работе.
Мой двоюродный брат, Борис, сын Зины, закончил институт, женился, работал в Воркуте механиком на птицефабрике, и также как и отец умер от проблем сердца. Зина после смерти мужа и сына вернулась в Калинковичи, работала, вышла второй раз замуж, уехала с мужем в Москву, похоронила и другого мужа, переехала жить в Бобруйск, купила небольшую квартиру, работала гардеробщицей и тоже скончалась прямо на работе.
Похоронили Зину на кладбище в Бобруйске в одной могиле вместе со своим братом Абрашей.
Когда немец напал на Белоруссию, моего отца Давида взяли в армию. Он геройски сражался на всех участках фронта куда его посылало командование, освобождал Восточную Европу, дошёл до Берлина и в начале 1946 года вернулся домой, в город Калинковичи.
Я очень смутно помню это время, зато очень хорошо помню, что отец привёз то-ли из Болгарии, то-ли из Чехословакии очень красивый нож из булатной стали. Как-то, однажды, я решил похвастаться перед мальчишками, взял отцовский нож, который он мне строго настрого запретил брать, так как он был очень острый и самый сильный из ребят забрал его у меня и унёс. Мальчик тот был переросток, ему было лет десять и он ходил со мной в 1-й класс. Придя со слезами домой, я никому ничего не сказал, а когда отец обнаружил пропажу, он первым делом обратился ко мне, где нож. Я нехотя ему всё объяснил, отцу вернули нож и всё вроде бы обошлось — пока!
Что особенно характерно, говорить меня научили только на идиш, да другой язык и не нужен был, в семье говорили на идиш, на улице практически тоже, ведь до войны в Калинковичах жили в основном евреи, и везде, даже в учреждениях говорили на идиш...
Моя мама Фурман Оля (Элька) родилась в 1921 году. Росла здоровым и сильным ребёнком. Помогала бабушке (своей маме) по хозяйству, закончила ХЕДЕР, потом курсы бухгалтеров, работала. Очень рано вышла замуж. Была красивой, молодой и энергичной женщиной. 10 августа 1939 года появился Я, единственный ребёнок у Оли (моей мамы). После моего рождения мама начала потихоньку болеть, а тут началась война. И начались новые проблемы.
Что касается моих дедушки и бабушки, то о них помимо повествования в моей книге посвящены отдельные воспоминания.
Итак, в начале войны, семья наша, дедушка, бабушка, мама, Илья, Мера и я эвакуировались в Чкаловскую область, Новопетропавловский сельсовет, деревня Халилово, где мы пробыли до конца 1944 года, затем переехали в другую деревню и летом 1945 года возвратились в родные Калинковичи.
В эвакуации дедушка работал счетоводом в колхозе, мама, Илюша и Мера на поле. Да совсем забыл, с нами в эвакуации была и моя прабабушка, мать моей бабушки. Она уже была тогда в преклонном возрасте, болела и всегда лежала в постели. Да, разговаривая только на идиш и то с натяжкой, какой словарный запас у ребёнка двух лет, с другими детьми на улице, я вообще не мог разговаривать, там в деревне собрались люди со всей страны и говорили на разных языках.Мой язык, естественно никто не знал и мне было непонятно, почему это так. Тогда мама меня начала обучать русскому языку и мне стало немного легче.
Вместе с нами в эвакуации была семья Сары Шульман, сестры моей бабушки и семья Левиных — Эстер с сестрой Мерой (соседи наши по Калинковичи), а также со своими детьми. Сын Эстер, Муля, служил в Армии, был ранен, снова вернулся на фронт, демобилизовался, попал в Донецкую область, закончил институт, женился, многие годы работал учителем истории, в настоящее время живёт с детьми в Израиле.
Из тех детских лет мне запомнилось, когда, однажды, я с ребятами наелись конопли и меня еле откачали. Так что с наркотиками я столкнулся в самом раннем детстве. Помню, когда вся семья переболела цингой, у всех выпали зубы, в том числе и у меня, так как овощей мы почти не кушали, зато до 65 лет, я не знал, что такое больные зубы. Впервые мне вырвали зуб уже в Канаде в 2009 году.
Мы жили в небольшой глиняной избушке и когда шёл дождь, то отовсюду текло. Спать было невозможно, да и дело было глубокой осенью. И вот после очередного дождя, а в доме кроме меня и прабабушки никого не было, вдруг обвалилась крыша в нашем глиняном доме. Да так обвалилась, что балки на которых держалась крыша сложилась треугольником как раз в том месте, где была кровать моей старенькой прабабушки. Я успел как-то выбежать на улицу, так как очень испугался, стал звать на помощь. В общем случилось чудо, бабушка осталась жива, я помню, её еле вытащили из этих завалов. И нам выделили другое жильё. Правда, прабабка через пол-года умерла и её похоронили там в Оренбуржье в 1943 году. Уже после войны, дедушка по делам проведывал те места, где мы были в эвакуации, это где-то в конце 50-х, на могиле бабушки стоял памятник, могила ухожена, это подруги постарались... Больше в тех местах, где мы были в эвакуации никто из моих родственников не был. А жаль!
А ещё помню мой первый выход в свет, В ЛЮДИ, это было в 1944 году. Мой дядя Илья добровольцем пошёл в военкомат, чтобы его взяли на фронт, ему было 17 лет. Мечтал стать лётчиком и его направили в лётную школу, Но, к счастью, Илья не прошёл испытания на центрифуге и его направили в город, где находилась танковая школа. Вот тогда, я с бабушкой поехали к нему и сфотографировались.
Это оказалось моим первым фото военного периода в 1944, где на обороте, в то время было написано, что мы сфотографировались во время пребывания в эвакуации. Эта фотография мне и пригодилась, когда требовалось подтверждения моего пребывания в эвакуации и среди других документов, она сыграла важную роль. Эта фотография с 1944 года до сих пор является украшением нашего семейного альбома, и я всегда с удовольствием показываю её своим друзьям.
Продолжение на следующей странице...
Copyright © 2009-2010 Lelchuk Family
Design & Hosting by OneCore Media