Стихи известных поэтов на еврейскую тему

ЕВРЕЙСКАЯ ТЕМАТИКА В РУССКОЙ ПОЭЗИИ
Собрал Зеликман
Алигер Маргарита Иосифовна (1915 - 1992), российская поэтесса.

 И в чужом жилище руки грея, Я себе позволила спросить: ―Кто же мы такие?‖ – Мы евреи! Как я смела это позабыть! Я сама не знаю, как я смела, Было так безоблачно вокруг. Я об этом вспомнить не успела, С детства было как-то недосуг. Дни сояли хмурые, косые, Непогода улицы мела… Родилась я осенью в России, И меня Россия приняла. Родину себе не выбирают. Начиная видеть и дышать, Родину на свете получают, Непреломно, как отца и мать! Родина!.. И радости, и горе Неразрывно слиты были с ней. Родина!.. В любом бою и споре Ты была помощницей моей. Я люблю раскатистые грозы, Хрупкий и накатистый мороз, Яркие живительные слезы Утренних сверкающих берез… Лорелея, девушка на Рейне, Яркий луч, волшебный сон… Чем мы виноваты, Генрих Гейне?! Чем не угодил вам Мендельсон?! Я спрошу у Маркса и Ейнштейна, Что великой мудростью полны, Может, им известна эта тайна Нашей перед вечностью вины? Милые полотна Левитана, Яркое цветение берез, Чарли Чаплин с белого экрана... Так ответьте мне на мой вопрос: Разве мы, чем были мы богаты, Мы не отдали без лишних слов?! Чем же мы пред миром виноваты – Эренбург, Багрицкий И Свердлов?! Жили мирно, не щедя талантов, Не жалея лучших сил своих. Я спрошу врачей и музыкантов, Труженников малых и больших, Их, потомков древних Маковеев,
Кровных сыновей своих отцов, Тысячи воюющих евреев, Храбрых командиров и бойцов. Отвечайте мне во имя чести Племени, несчастного в веках, Юноши, пропавшие без вести, Юноши, погибшие в боях! Вековечный запах униженья, Причитанья матерей и жен, В смертных лагерях уничтоженья Наш народ расстрелян и сожжен... Танками раздавленные дети, Этикеткa – „юда―, кличка – „жид―... Нас уже почти что нет на свете!! Нас уже никто не оживит!!!… Мы евреи! Сколько в этом слове Горечи И мук прошедших лет! Я не знаю, есть ли в крови голос, Но я знаю крови красный цвет. Этим цветом землю обагрила Сволочь, заклейменная в веках; И людская кровь заговорила В смертный час на разных языках...
ОТВЕТ МАРГАРИТЕ АЛИГЕР

На Ваш вопрос ответить не умея, Сказал бы я - нам беды суждены. Мы виноваты в том, что мы - евреи. Мы виноваты в том, что мы умны. Мы виноваты в том, что наши дети Стремятся к знаниям и мудрости людей. И в том, что мы рассеяны по свету, И не имеем Родины своей. Нас сотни тысяч, жизни не жалея, Прошли бои, достойные легенд, Чтоб после слышать: "Это кто, евреи? Они в тылу сражались за Ташкент!" Чтоб после мук и пыток Освенцима, Кто смертью был случайно позабыт, Кто потерял всех близких и любимых, Услышать вновь: "Вас мало били, жид!" Не любят нас за то, что мы - евреи, Что наша вера - остов многих вер, Но я горжусь, отнюдь я не жалею, Что я еврей, товарищ Алигер. Недаром нас, как самых ненавистных, Подлейшие с жестокою душой, Эсэсовцы жидов и коммунистов В Майданек посылали на убой.
Нас удушить пытались в грязном гетто, Сгноить в могилах, в реках утопить, Но несмотря, да, несмотря на это, Товарищ Алигер, мы будем жить! Мы будем жить, и мы еще сумеем Талантами и жизнью доказать, Что наш народ велик, что мы, евреи Имеем право жить и процветать. Народ бессмертен, новых Маккавеев Он породит грядущему в пример. Да, я горжусь, горжусь и не жалею, Что я еврей, товарищ Алигер.
Kомментарий: Знаменитое стихотворение Маргариты Алигер «Мы евреи» - отрывок из поэмы «Твоя победа», напечатанной в 1946 г. в журнале «Знамя». Многие годы авторство ответа приписывалось Эренбургу, у которого были даже неприятности в связи с этим. Эренбурга вызывали в соответствующие органы, а в семье считали, что кто-то хотел насолить Эренбургу, приписав ему авторство «Ответа М. Алигер». Ирина Эренбург, дочь писателя, подтверждала, что это стихотворение не ее отца, но что под многими его строками он мог бы подписаться. Автор ответа Михаил Рашкован, в то время житель г. Самаркада (ныне проживает в Израиле), в 1939 году окончивший с отличием школу и мобилизованный в армию, в начале июля 1941 г. был уже на передовой, а в конце июля получил тяжелое ранение - первое, но не последнее. Еще дважды был он ранен и лишь в 1946г. демобилизовался.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Аронов Александр Яковлевич (1934 – 2001), российский поэт, журналист.

  Гетто. 1943 год. Когда горело гетто, Когда горело гетто, Варшава изумлялась Четыре дня подряд. И было столько треска, И было столько света, И люди говорили: — Клопы горят. А через четверть века Два мудрых человека Сидели за бутылкой Хорошего вина, И говорил мне Януш, Мыслитель и коллега: — У русских перед Польшей Есть своя вина.
Зачем вы в 45-м Стояли перед Вислой? Варшава погибает! Кто даст ей жить? А я ему: — Сначала Силенок было мало, И выходило, с помощью Нельзя спешить. — Варшавское восстание Подавлено и смято, Варшавское восстание Потоплено в крови. Пусть лучше я погибну, Чем дам погибнуть брату, — С отличной дрожью в голосе Сказал мой визави. А я ему на это: — Когда горело гетто, Когда горело гетто Четыре дня подряд, И было столько треска, И было столько света, И все вы говорили: "Клопы горят". 1991

Багрицкий (Дзюбин) Эдуард Георгиевич (1895 - 1934), советский русский поэт.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ

Я не запомнил — на каком ночлеге Пробрал меня грядущей жизни зуд. Качнулся мир. Звезда споткнулась в беге И заплескалась в голубом тазу. Я к ней тянулся... Но, сквозь пальцы рея, Она рванулась — краснобокий язь. Над колыбелью ржавые евреи Косых бород скрестили лезвия. И все навыворот. Все как не надо. Стучал сазан в оконное стекло; Конь щебетал; в ладони ястреб падал; Плясало дерево. И детство шло. Его опресноками иссушали.
Его свечой пытались обмануть. К нему в упор придвинули скрижали — Врата, которые не распахнуть. Еврейские павлины на обивке, Еврейские скисающие сливки, Костыль отца и матери чепец — Все бормотало мне: — Подлец! Подлец!— И только ночью, только на подушке Мой мир не рассекала борода; И медленно, как медные полушки, Из крана в кухне падала вода. Сворачивалась. Набегала тучей. Струистое точила лезвие... — Ну как, скажи, поверит в мир текучий Еврейское неверие мое? Меня учили: крыша — это крыша. Груб табурет. Убит подошвой пол, Ты должен видеть, понимать и слышать, На мир облокотиться, как на стол. А древоточца часовая точность Уже долбит подпорок бытие. ...Ну как, скажи, поверит в эту прочность Еврейское неверие мое? Любовь? Но съеденные вшами косы; Ключица, выпирающая косо; Прыщи; обмазанный селедкой рот Да шеи лошадиный поворот. Родители? Но, в сумраке старея, Горбаты, узловаты и дики, В меня кидают ржавые евреи Обросшие щетиной кулаки. Дверь! Настежь дверь! Качается снаружи Обглоданная звездами листва, Дымится месяц посредине лужи, Грач вопиет, не помнящий родства. И вся любовь, Бегущая навстречу, И все кликушество Моих отцов, И все светила, Строящие вечер, И все деревья, Рвущие лицо,— Все это встало поперек дороги, Больными бронхами свистя в груди: — Отверженный! Возьми свой скарб убогий, Проклятье и презренье! Уходи!—
Я покидаю старую кровать: — Уйти? Уйду! Тем лучше! Наплевать! 1930

Бейдер Хаим Волькович (1920 – 2003), советский литератор и журналист. Исследователь еврейской культуры.

ШОЛОМ-АЛЕЙХЕМ!

 - "Шолом-алейхем" - что такое? - Меня спросили как-то раз. Сказал я: - Добрый знак рукою, Слова надежды без прикрас, И друг, все двери распахнувший, Чтобы скорей тебя обнять, Во тьму дворовую шагнувший, Чтобы печаль твою унять. - "Шолом-алейхем" - что такое? - Меня спросили как-то раз. Сказал я: - Мужество большое, С каким встречаем горький час, Когда мечты коса скосила И жизнь твоя дала излом, Но всѐ же не иссякла сила И ты на бой идѐшь со злом. - "Шолом-алейхем" - что такое? - Меня спросили как-то раз. Сказал я: - Слово золотое, Оно давно в чести у нас; Оно сильнее, чем оружье, Оно добро несѐт с собой, Его переводить не нужно - Его поймѐт язык любой!
Из книги "Моя погода", Москва, "Советский писатель", 1985. Перевод из идиш.

Беляев Константин Николаевич (р.1934) – исполнитель бардовских песен, поэт и композитор.
 Еврейская невеста
1. Мне замуж нужно выйти поскорее, Налились груди, дынями висят. Найдите же мне толстого еврея, Чтоб с бабками и лет за шестьдесят! 2. Послала объявление в газету, И их визиты мне проели плешь. И я скажу вам, мама, по секрету? Не повалявши мужа - не поешь! 3. То импотент, а то характер свинский, То нищий мент, то гомик, а то мразь. Вот если бы такой, как Шуфутинский - То я б с пол-оборота завелась. 4. Ему б сказала? "Мойша, please, sit down, How do you do не хочете ли вы?" Ну, в крайности, такой, как Розенбаум, Чтоб с сексуальным видом головы. 5. Ах, мама, я тащусь от плечей узких, От волосатых толстых животов. Ну хоть бы клюнул кто из новых русских, Но только непременно из жидов! 6. Ну кто ж сейчас захочет эскимоса, Кто с чуркой свяжет юную судьбу? За месяц жизни с Борей-кровососом В момент с грудями вылетишь в трубу. 7. Ах, мама, мне по сердцу обрезанье, Ведь с детства Голда Меир я в душе. И пусть из местечковой он Рязани, Мы в Хайфу с ним махнѐм на ПМЖ. 8. Раскинь, маман, мы в дальнюю дорогу, Антисемиты пусть горят огнѐм. Объединимся через синагогу, "Хава-Нагила" вместе запоѐм. 9. Звонят в дверях, откройте поскорее, Налились груди, дынями висят. Найдите же мне толстого еврея, Чтоб с бабками и лет за шестьдесят. Достаньте же мне толстого еврея, Чтоб с бабками и лет за шестьдесят!
Слова: Л. Ефремов

Комментарий: Беляев родился в городе Одессе. Живет в Москве. Закончил МГПИИЯ им. Мориса Тореза в 1960 году, переводчик и преподаватель английского языка. Играет на шестиструнной гитаре. В основном пишет песни на чужие стихи и исполняет чужие песни. Из известных песен: "Куплеты про евреев" ("Вот трамвай на рельсы встал..."), "Москвички" ("Мчатся к морю электрички...") на стихи Е. Евтушенко, "На параде к тете Наде молодой комиссар..." на стихи Игоря Эренбурга и один куплет Беляева, перетекстовка на мелодию "В нашем доме появился замечательный сосед..." на еврейскую тему, "...А я пролетарий, подался в планетарий..." на стихи Игоря Эренбурга. С 1988 по 1993 год занимался частным бизнесом, параллельно активно начал записываться. В 1996 году впервые записался на профессиональной студии "Рок-Академия,", после чего в 1997 вышел первый официальный сольный диск "Озорной привет из застойных лет". За период с 1966 года по настоящее время записал около 70 альбомов и концертов, постоянно производится оцифровка и восстановление старых катушечных записей. В репертуаре примерно 500-600 песен.
P.S. Послушайте песню ''Кругом одни евреи''. Поѐт Константин Беляев.:

Бердяев Николай Александрович (1874 – 1948), русский философ и публицист.

Темна Россия и забита: Тираны, войны, недород... К чему клеймо антисемита Тебе, страдающий народ? К чему свирепствовать, Россия, От хижины и до дворца? К тому ли звал тебя Мессия? Поводыря нет у слепца? Опомнись: нет великих наций, Евангелью не прекословь. Отвергни ритуал оваций. Когда громишь ты иноверцев, Стократ твоя же льется кровь, Так коль не разумом, так – сердцем.
Комментарий: Известный русский философ был большим нашим заступником . Он редко писал стихи, тем ценнее то из них, которое он посвятил евреям

Блаженный (Айзенштадт) Вениамин Михайлович (1921 - 1999), российский поэт. 

 Отец мой - Михл Айзенштадт - был всех глупей в местечке. Он утверждал, что есть душа у волка и овечки. Он утверждал, что есть душа у комара и мухи. И не спеша он надевал потрепанные брюки. Когда еврею в поле жаль подбитого галчонка, ему лавчонка не нужна, зачем ему лавчонка?.. И мой отец не торговал – не путал счѐта в сдаче... Он чѐрный хлеб свой добывал трудом рабочей клячи. О, эта чѐрная страда бесценных хлебных крошек! Отец сидит в в углу двора и робко кормит кошек. И незаметно он ногой выделывает танец, И на него взирает гой, весѐлый оборванец. - Ах, Мишка...Михеле дер нар – какой же ты убогий! Отец имел особый дар быть избранным у бога. Отец имел во всех делах одну примету – совесть. Вот так она и родилась, моя святая повесть.
1972
Бородулин Рыгор (Григорий Иванович) (р.1935), белорусский советский поэт.

Последние поэты еврейские... Кому прочтут они Стихи свои на идиш? Старики отошли к предкам, Оглохли, Отвыкли. Молодежь не понимает. В городишках Собаки передохли. Местечковые воробьи В последнем колене Изведены химией. Ни школ, ни учеников.
Только кое-какие слова Забрели попутно в белорусскую речь. Мне смутно припоминается, Наплывно видится, Как на предвоенную мостовую Летели из окон Книжки с непонятными буквами, Словно по снегу Прошлось Множество лапок птичьих. Закрывалась школа С целью То ли единоязычия, То ли взаимопонимания. Хотя до той поры Веками Янка и Янкель, Зося и Зелда Друг дружку вполне понимали, Даром что огольцы. Дразнили магазинщика: — У вас продаются Свиные подковки?.. — Летели книги Грустнокрылыми пигалицами... Смотрю На книги белорусские И вспоминаю Унылокрылых одиноких Изгнанниц.
1989 Авторизованный перевод с белорусского.

Брюсов Валерий Яковлевич (1873 - 1924), русский поэт. 

 О Книга книг! Кто не изведал В своей изменчивой судьбе, Как ты целишь того, кто предал Свой утомленный дух тебе! В чреде видений неизменных Как совершенна и чиста Твоих страниц проникновенных Младенческая простота!
Не меркнут образы святые, Однажды вызванны тобой:
Пред Евой – искушенья змия, С голубкой возвращенной – Ной! Се, в страшный час в горах застыли Отец и сын, костер сложив. Жив облик женственной Рахили, Израиль-богоборец жив! И кто, житейское отбросив, Не плакал в детстве, прочитав, Как братьев обнимал Иосиф На высоте честей и слав! Кто проникал, не пламенея, Веков таинственную даль, Познав сиянье Моисея, С горы несущего скрижаль?! Резец, и карандаш, и кисти, И струны, и певучий стих – Еще светлей, еще лучистей Творят ряд образов твоих. Какой поэт, какой художник К тебе не приходил, любя: Еврей, христианин, безбожник – Все, все учились у тебя. И сколько мыслей гениальных С тобой невидимо слиты: Сквозь блеск твоих страниц кристальных Нам светят гениев мечты. Ты вечно новой, век за веком, За годом год, за мигом миг, Встаешь – алтарь пред человеком, О Библия! О Книга книг! Ты – правда тайны сокровенной, Ты – откровенье, ты – Завет, Всевышним данный всей вселенной Для прошлых и грядущих лет! (''Библия'', 1918)

 Быков Дмитрий Львович (р.1967), российский журналист, писатель.

Послание к евреям
"В сем христианнейшем из миров Поэты - жиды." (Марина Цветаева)
В душном трамвае - тряска и жар, как в танке, - В давке, после полудня, вблизи Таганки, В гвалте таком, что сознание затмевалось, Ехала пара, которая целовалась. Были они горбоносы, бледны, костлявы, Как искони бывают Мотлы и Хавы, Вечно гонимы, бездомны, нищи, всемирны - Семя семитское, проклятое семижды. В разных концах трамвая шипели хором: "Ишь ведь жиды! Плодятся, иудин корено! Ишь ведь две спирохеты - смотреть противно. Мало их давят - сосутся демонстративно!". Что вы хотите в нашем Гиперборее? Крепче целуйтесь, милые! Мы - евреи! Сколько нас давят - а все не достигли цели. Как ни сживали со света, а мы все целы. Как ни топтали, как не тянули жилы, Что не творили с нами - а мы все живы. Свечи горят в семисвечном нашем шандале! Нашему Бродскому Нобелевскую дали! Радуйся, радуйся, грейся убогой лаской, О мой народ богоизбранный - вечный лакмус! Празднуй, сметая в ладонь последние крохи. Мы - индикаторы свинства любой эпохи. Как наши скрипки плачут в тоске предсмертной! Каждая гадина нас выбирает жертвой Газа, погрома ли, проволоки колючей - Ибо мы всех беззащитней - и всех живучей! Участь избранника - травля, как ни печально. Нам же она предназначена изначально: В этой стране, где телами друг друга греем, Быть человеком - значит уже евреем. А уж кому не дано - хоть кричи, хоть сдохни, - Тот поступает с досады в черные сотни: Видишь, рычит, рыгает, с ломиком ходит - Хочется быть евреем, а не выходит. Знаю, мое обращение против правил, Ибо известно, что я не апостол Павел, Но, не дождавшись совета, - право поэта, - Я - таки да! - себе позволяю это, Ибо во дни сокрушенья и поношенья Нам не дано ни надежды, ни утешенья. Вот моя Родина - Медной горы хозяйка. Банда, баланда, блядь, балалайка, лайка. То-то до гроба помню твою закалку, То-то люблю тебя, как собака палку! Крепче целуйтесь, ребята! Хава нагила!
Наша кругом Отчизна. Наша могила. Дышишь, пока целуешь уста и руки Саре своей, Эсфири, Юдифи, Руфи. Вот он, мой символ веры, двигавшей годы, Тоненький стебель последней моей опоры, Мой стебелек прозрачный, черноволосый, Девушка милая, ангел мой горбоносый. P.S. Прочитайте рифмованный рассказ Д.Быкова ''Разочарованный'' из журнала ''Огонѐк''. Не разочаруетесь! :

 Высоцкий Владимир Семѐнович (1938 - 1980), русский артист, поэт, бард.

Зачем мне считаться шпаной и бандитом - Не лучше ль податься мне в антисемиты: На их стороне хоть и нету законов, - Поддержка и энтузиазм миллионов. Решил я - и, значит, кому-то быть битым, Но надо ж узнать, кто такие семиты, - А вдруг это очень приличные люди, А вдруг из-за них мне чего-нибудь будет! Но друг и учитель - алкаш в бакалее - Сказал, что семиты - простые евреи. Да это ж такое везение, братцы, - Теперь я спокоен - чего мне бояться! Я долго крепился, ведь благоговейно Всегда относился к Альберту Эйнштейну. Народ мне простит, но спрошу я невольно: Куда отнести мне Абрама Линкольна? Средь них - пострадавший от Сталина Каплер, Средь них - уважаемый мной Чарли Чаплин, Мой друг Рабинович и жертвы фашизма, И даже основоположник марксизма. Но тот же алкаш мне сказал после дельца, Что пьют они кровь христианских младенцев; И как-то в пивной мне ребята сказали, Что очень давно они бога распяли! Им кровушки надо - они по запарке Замучили, гады, слона в зоопарке! Украли, я знаю, они у народа Весь хлеб урожая минувшего года! По Курской, Казанской железной дороге Построили дачи - живут там как боги... На все я готов - на разбой и насилье, - И бью я жидов - и спасаю Россию!

Мишка Шифман башковит - У него предвиденье. «Что мы видим, - говорит, - Кроме телевиденья? Смотришь конкурс в Сопоте - И глотаешь пыль, А кого ни попадя Пускают в Израиль!» Мишка также сообщил По дороге в Мнѐвники: «Голду Меир я словил В радиоприемнике...» И такое рассказал, До того красиво! - Что я чуть было не попал В лапы Тель-Авива. Я сперва-то был не пьян, Возразил два раза я - Говорю: «Моше Даян - Сука одноглазая, - Агрессивный, бестия, Чистый фараон, - Ну, а где агрессия - Там мне не резон». Мишка тут же впал в экстаз - После литры выпитой - Говорит: «Они же нас Выгнали с Египета! Оскорбления простить Не могу такого, - Я позор желаю смыть С Рождества Христова!» Мишка взял меня за грудь: «Мне нужна компания! Мы ж с тобой не как-нибудь - Здравствуй - до свидания, - Побредем, паломники, Чувства придавив!.. Хрена ли нам Мнѐвники - Едем в Тель-Авив!» Я сказал: «Я вот он весь, Ты же меня спас в порту. Но одна загвоздка есть: Русский я по паспорту. Только русские в родне, Прадед мой - самарин, - Если кто и влез ко мне, Так и тот - татарин». Мишку Шифмана не трожь, С Мишкой - прочь сомнения: У него евреи сплошь В каждом поколении. Дед параличом разбит, -
Бывший врач-вредитель... А у меня - антисемит На антисемите. Мишка - врач, он вдруг затих: В Израиле бездна их, - Гинекологов одних - Как собак нерезаных; Нет зубным врачам пути - Слишком много просится. Где на всех зубов найти? Значит - безработица! Мишка мой кричит: «К чертям! Виза - или ванная! Едем, Коля, - море там Израилеванное!..» Видя Мишкину тоску, - А он в тоске опасный, - Я еще хлебнул кваску И сказал: «Согласный!» ...Хвост огромный в кабинет Из людей, пожалуй, ста. Мишке там сказали «нет», Ну а мне - «пожалуйста». Он кричал: «Ошибка тут, - Это я - еврей!..» А ему: «Не шибко тут! Выйди, вон, из дверей!» Мишку мучает вопрос: Кто тут враг таинственный? А ответ ужасно прост - И ответ единственный: Я в порядке, тьфу-тьфу-тьфу,- Мишка пьет проклятую, - Говорит, что за графу Не пустили - пятую.
Галич (Гинзбург) Александр Аркадьевич (1918 – 1977), русский драматург, поэт. 

 Ой, не шейте вы, евреи, ливреи, Не ходить вам в камергерах, евреи! Не горюйте вы зазря, не стенайте, — Не сидеть вам ни в Синоде, ни в Сенате. А сидеть вам в Соловках да в Бутырках, И ходить вам без шнурков на ботинках, И не делать по субботам лехаим,
А таскаться на допрос с вертухаем. Если ж будешь торговать ты елеем, Если станешь ты полезным евреем, Называться разрешат Рос... синантом И украсят лапсердак аксельбантом. Но и ставши в ремесле этом первым, Все равно тебе не быть камергером И не выйти на елее в Орфеи... Так не шейте ж вы ливреи, евреи! (1964) P.S. Поклонникам А. Галича рекомендую его поэму ''Кадиш'':

Гафт Валентин Иосифович (р.1935), российский актѐр театра и кино.

Я – поле, минами обложенное, Туда нельзя, нельзя сюда. Мне тратить мины не положено, Но я взрываюсь иногда. Мне надоело быть неискренним И ездить по полю в объезд, А заниматься только рысканьем Удобных безопасных мест. Мне надоело быть безбожником. Пора найти дорогу в Храм. Мне надоело быть заложником У страха с свинством пополам. Россия, где моѐ рождение, Где мои чувства и язык, Моѐ спасенье и мышление, Всѐ, что люблю, к чему привык. Россия, где мне аплодируют, Где мой отец и брат убит. Здесь мне подонки вслед скандируют Знакомое до боли: ''жид!!!'' И знаю, как стихотворение, Где есть смертельная строфа, Анкету, где, как преступление, Маячит пятая графа. Заполню я листочки серые, На всѐ, что спросят, дам ответ, Но, что люблю, во что я верую, Там нет таких вопросов, нет! Моя Россия, моя Родина, Тебе я не побочный сын.
И пусть не всѐ мной поле пройдено, Я не боюсь смертельных мин

.
Гебиртиг Мордехай (настоящая фамилия Биртиг) (1877 – 1942), польский поэт-песенник

. Ой, бедный городишко наш горит! Злыми черными ветрами Раздуваясь, крепнет пламя; В небе, в поле, под ногами Всѐ вокруг горит! Горит, братья, горит! Городок наш бедный весь горит! Языки огня и пыли Городок уж поглотили - Ветры рыщут на могиле, Город весь горит! Горит, братья, горит! Миг - и будет весь наш город смыт. Городок наш вместе с нами - Превратится в прах и пламя, Встанут черными ночами Груды мертвых плит. Горит, братья, горит! Наша жизнь зависит лишь от нас, Если город вам свой дорог, Так спасайте сами город И гасите прямо сейчас, Чтоб огонь погас! Так себя спасайте сами Средь горящих плит И гасите, братья, пламя! Город наш горит!
Kомментарий: Столяр Мордехай Гебиртиг жил в Кракове и сочинял песни. И слова, и музыку. Нот он не знал, он наигрывал свои мелодии на простой флейте, а его друг - поляк Юлиан Гофман - записывал ноты. Его дочь сохранила эти записи, и благодаря ей они дошли до нас. Погиб в Краковском гетто . Он был одним из самых известных авторов песен в еврейском мире 20-30-х годов. Писал он на своем родном языке идиш, опираясь на еврейскую народную мелодику. Был Гебиртиг членом социал-демократической партии, и в песнях его немало говорится о тяжелой доле рабочих и необходимости борьбы за свои права. Песни Гебиртига распространялись по всему еврейскому миру, дошли и до Америки. Многие из них стали народными, их поют в разных странах, где есть еврейские общины. Евреям советского и постсоветского пространства они были знакомы в исполнении сестер
Бэрри. Это наиболее известная песня Гебиртига, ставшая гимном польского еврейского Сопротивления, с которой шли в бой повстанцы Варшавского гетто - "Эс брэнт" - Горит, братья, горит!

Гинзбург Евгения Семѐновна (1904 – 1977), советский писатель, журналист. Мать В. Аксѐнова.

...И вновь, как седые евреи, Воскликнем, надеждой палимы, И голос сорвется, слабея: На будущий - в Ерусалиме! Тюремные кружки содвинув, Осушим их, чокнувшись прежде. Ты смыслишь что-либо в винах? Нет слаще вина надежды! Товарищ мой! Будь веселее! Питаясь перловкой, не манной, Мы все ж, как седые евреи, В свой край верим обетованный. Такая уж вот порода! Замучены, нищи, гонимы. Все ж скажем в ночь Нового года: На будущий - в Ерусалиме! (1937)
Комментарий: Гинзбург не получила еврейского образования, но черпала силы в своей принадлежности к еврейскому народу. Описывая перепитии с устройством Васи в школу, она писала: «Во мне бушевала кровь моих неведомых дедов и бабок. Тех самых, которые были готовы обходиться без супа лишь бы вырастить учѐных детей». Сидя в ярославской одиночке, она написала такие новогодние стихи. Книга Евгении Гинзбург — драматическое повествование о восемнадцати годах тюрем, лагерей и ссылок, потрясающее своей беспощадной правдивостью и вызывающее глубочайшее уважение к силе человеческого духа, который не сломили страшные испытания. "Крутой маршрут" — захватывающее повествование о безжалостной эпохе, которой не должно быть места в истории человечества.

Городницкий Александр Моисеевич (р.1933), учѐный-океанолог, академик Российцкой Академии наук, автор и исполнитель бардовских песен.

У евреев сегодня праздник. Мы пришли к синагоге с Колькой. Нешто мало их били разве, А гляди-ка - осталось сколько! Русской водкой жиды согрелись, И, пихая друг друга боком, Заплясали евреи фрейлехс Под косые взгляды из окон. Ты проверь, старшина, наряды, Если что, поднимай тревогу. И чему они, гады, рады? Всех ведь выведем понемногу. Видно, мало костям их прелось По сырым и далѐким ямам. Пусть покуда попляшут фрейлехс - Им плясать ещѐ, окаянным! Выгибая худые выи, В середине московских сует, Поразвесив носы кривые, Молодые жиды танцуют. Им встречать по баракам зрелость Да по кладбищам – новоселье, А евреи танцуют фрейлехс, Что по-русски значит – веселье. (1964)
Своим происхождением, не скрою, Горжусь и я, родителей любя, Но если слово разойдется с кровью, Я слово выбираю для себя. И не отыщешь выхода иного, Какие возраженья ни готовь, Родство по слову порождает слово, Родство по крови – порождает кровь. Поминальная идишу
Только наружу из дому выйдешь, Сразу увидишь: Кончился идиш, кончился идиш, Кончился идиш.
В Чешских Градчанах, Вене и Вильно, Минске и Польше, Там, где звучал он прежде обильно, Нет его больше. Тех, кто в местечках некогда жил им, Нет на погостах, - В небо унес их черный и жирный Дым Холокоста. Кончили разом пулей и газом С племенем мерзким, Чтоб не мешала эта зараза Неbrew с немецким. То, чем гремели некогда Зускин Или Михоэлс, Перемогая словом изустным Время лихое, То, чем и Маркиш пели и Шолом Птицей на ветке, Бывшее ярким, стало дешевым, Сделалось ветхим. В книге потомков вырвана с корнем Эта страница С песней о том, как Ицик упорно Хочет жениться. В будущем где-то жизни без гетто Им пожелай-ка! Тум, балалайка, шпиль, балалайка, Штиль, балалайка. Те, в ком когда-то звонкое слово Зрело и крепло, Прахом безмолвным сделались снова, Горсткою пепла. Пыльные книги смотрят в обиде В снежную замять. Кончился идиш, кончился идиш, - Вечная память!.. (2001)
P.S. Посмотрите фильм А. Городницкого ''В поисках идиша'':

 Дементьев Андрей Дмитриевич (р. 1928), русский поэт.

Со времѐн древнейших и поныне Иудеи, встретясь, говорят: ''В будущем году – в Иерусалиме...'' И на небо обращают взгляд. На какой земле они б ни жили, Всех их породнил Иерусалим. Близкие друг другу иль чужие,- Не судьбою, так душою с ним. Увожу с визиткой чьѐ-то имя, Сувениры, книги, адреса... ''В будущем году – в Иерусалиме...'' С тем и отбываем в небеса. ...За окном шумит московский ливень. Освежает краски на гербе. ''В будущем году в Иерусалиме'',- Мысленно желаю я себе.
*****
На Святой земле, как прежде, Круглый год цветут цветы. Жаль, бываем мы всѐ реже В этом царстве красоты. Жаль, что жизнь Здесь стала круче- Со взрывчаткой и стрельбой. И, страданием измучен, Стал Израиль моей судьбой. И хотя еврейской крови Нет ни в предках ни во мне- Я горжусь своей любовью К этой избранной стране.
*****
Три года я живу средь иудеев, Среди весны, открытий и тревог. И, ничего плохого им не сделав, Я от вины пред ними изнемог.
Не потому ль, что издавна в России Таилась к этим людям неприязнь? И чем им только в злобе не грозили! Какие души втаптывали в грязь! Простите нас, хотя не все виновны. Не все хулу держали про запас. Мы испытали вместе лагеря и войны, И покоянье примиряет нас. Пошли, Господь, Земле обетованной На все века надежду и покой... И, кем бы ни был ты – Абрамом иль Иваном, Для нас с тобой планеты нет другой.

Евтушенко Евгений Александрович (р.1933), русский поэт. 

 Над Бабьим Яром памятника нет. Крутой обрыв, как грубое надгробье. Мне страшно. Мне сегодня столько лет, как самому еврейскому народу. Мне кажется сейчас —я иудей. Вот я бреду по древнему Египту. А вот я, на кресте распятый, гибну, и до сих пор на мне — следы гвоздей. Мне кажется, что Дрейфус — это я. Мещанство — мой доносчик и судья. Я за решеткой. Я попал в кольцо. Затравленный, оплеванный, оболганный. И дамочки с брюссельскими оборками, визжа, зонтами тычут мне в лицо. Мне кажется — я мальчик в Белостоке. Кровь льется, растекаясь по полам. Бесчинствуют вожди трактирной стойки и пахнут водкой с луком пополам. Я, сапогом отброшенный, бессилен. Напрасно я погромщиков молю. Под гогот: «Бей жидов, спасай Россию!» насилует лабазник мать мою. О, русский мой народ! — Я знаю — ты По сущности интернационален. Но часто те, чьи руки нечисты, твоим чистейшим именем бряцали. Я знаю доброту твоей земли. Как подло, что, и жилочкой не дрогнув, антисемиты пышно нарекли себя «Союзом русского народа»!Мне кажется — я — это Анна Франк, прозрачная, как веточка в апреле. И я люблю. И мне не надо фраз. Мне надо, чтоб друг в друга мы смотрели. Как мало можно видеть, обонять! Нельзя нам листьев, и нельзя нам неба. Но можно очень много — это нежно друг друга в темной комнате обнять. Сюда идут? Не бойся — это гулы самой весны — она сюда идет. Иди ко мне. Дай мне скорее губы. Ломают дверь? Нет — это ледоход... Над Бабьим Яром шелест диких трав. Деревья смотрят грозно, по-судейски. Все молча здесь кричит, и, шапку сняв, я чувствую, как медленно седею. И сам я, как сплошной беззвучный крик, над тысячами тысяч погребенных. Я — каждый здесь расстрелянный старик. Я — каждый здесь расстрелянный ребенок. Ничто во мне про это не забудет! «Интернационал» пусть прогремит, когда навеки похоронен будет последний на земле антисемит. Еврейской крови нет в крови моей. Но ненавистен злобой заскорузлой я всем антисемитам, как еврей, и потому — я настоящий русский!

Искандер Фазиль Абдулович (р. 1929), российский писатель и поэт, уроженец Абхазии.  Ветхозаветные пустыни, Где жизнь и смерть - на волоске. Еще кочуют бедуины. Израиль строит на песке. Он строит, строит без оглядки. Но вот прошли невдалеке - Как хрупки девушки-солдатки! Израиль строит на песке. Грозят хамсин или арабы, Зажав гранату в кулаке. О чем, поклонники Каабы? Израиль строит на песке.
Крик муэдзина, глас раввина Сливаются на ветерке. Какая пестрая картина! Израиль строит на песке. Где проходили караваны, Вздымая прах из-под копыт, Взлетают пальмы, как фонтаны, И рукотворный лес шумит. На дело рук людей взгляни-ка, Интернационал стола: Услада Севера - клубника, Япончатая мушмала. Что могут рассказать века мне На человечьем языке? Что мир не выстроил на камне - Израиль строит на песке. ...Арабский рынок, шум базарный, Непредсказуемый Восток. Но, за доверье благодарный, Не рассыпается песок
Казакова Римма Фѐдоровна (1932 - 2008), русская советская поэтесса.

Уезжают русские евреи, Покидают отчий небосвод. И кому-то, видно, душу греет Апокалиптический исход. Расстаются невозвратно с нами, С той землѐй, где их любовь и пот. Были – узы, а теперь узлами, Словно склад, забит аэропорт. Что сказать, что к этому добавить? Это чья победа, чья беда? Что от них нам остаѐтся? Память. Памятники духа и труда. Удержать их, не пустить могли ли? Дождь над Переделкиным дрожит. А на указателе к могиле Пастернака выведено: ''жид''.
(Газета ''Правда'', 9.09.1990)
Коржавин (Мендель) Наум Моисеевич (р.1925), советский и российский поэт, прозаик, драматург.

Мир еврейских местечек... Ничего не осталось от них, Будто Веспасиан здесь прошел средь пожаров и гула. Сальных шуток своих не отпустит беспутный резник, И, хлеща по коням, не споет на шоссе балагула. Я к такому привык - удивить невозможно меня. Но мой старый отец, все равно ему выспросить надо, Как людей умирать уводили из белого дня И как плакали дети и тщетно просили пощады. Мой ослепший отец, этот мир ему знаем и мил. И дрожащей рукой, потому что глаза слеповаты, Ощутит он дома, синагоги и камни могил,- Мир знакомых картин, из которого вышел когда-то. Мир знакомых картин - уж ничто не вернет ему их. И пусть немцам дадут по десятку за каждую пулю, Сальных шуток своих все равно не отпустит резник, И, хлеща по коням, уж не спеть никогда балагуле. (1945)