ПУТЕВОДНАЯ НИТЬ АРИАДНЫ СКРЯБИНОЙ
РОЗАЛИЯ СТЕПАНОВА
Давая новорожденной дочери имя древнегреческой героини, которая с помощью клубка ниток помогла мужу выйти из лабиринта, выдающийся русский композитор Александр Николаевич Скрябин вряд ли предполагал, что его Ариадна действительно будет спасать от смертельной опасности.
Вероятно тогда, в 1905 году, это имя вошло в моду, ведь впоследствии и Цветаева дала его своей дочери. Ариадна родилась в Италии во время длившихся несколько лет европейских гастролей отца. В 1910 году семья возвратилась в Россию и через два года поселилась в Москве на Арбате.
Детство Ариадны протекало светло и безмятежно, все, включая детей, музицировали, рисовали, писали стихи. К несчастью, в 1915 году сказка кончилась. Александр Николаевич неожиданно скончался. После его смерти жизнь семьи оказалась открытой всем ветрам. Спасаясь от голода, мать увезла осиротевших детей в Киев, где бедную женщину настигла новая трагедия — ее сын, подававший большие надежды юный композитор Юлиан Скрябин был найден мертвым на берегу Днепра.
Семья вернулась в Москву, Ариадна поступила в Московскую консерваторию, посещала также ГИС (Государственный институт слова, впоследствии — Литературный институт), писала «красивые» стихи о музыке.
По сравнению с другими представителями творческой интеллигенции семья Скрябина в этот период не слишком бедствовала. Чудо это объяснялось тем, что именно тогда в квартире Скрябина, признанного революционным композитором, начинал создаваться государственный музей его имени. Относительная защищенность в те голодные и холодные годы не могла избавить безутешную вдову от тяжелой депрессии. В 1922 году она скончалась.
Осиротевшую Ариадну и ее сестру бабушке посчастливилось увезти в Бельгию, а затем в Париж. Здесь Ариадна начала посещать Сорбонну, писала стихи и прозу. Здесь услышала выступления молодых поэтов, среди которых ей запомнился печатавшийся под псевдонимом Довид Кнут.
Но час истинной встречи еще не наступил. Вскоре Ариадна вышла замуж за композитора Даниэля Лазарюса и родила двух дочерей. Время шло, она стала женой писателя Рене Мажена и снова готовилась стать матерью.
Вот тогда в ее жизни наступил час Икс, после которого Ариадна Скрябина-Лазарюс-Мажен практически исчезла из общего поля зрения. И подобно тому, как взамен куколки из кокона вылетает прекрасная бабочка, эта удивительная женщина предстала миру в совсем иной ипостаси. Теперь это была героическая дочь Израиля Сарра Фиксман.
Вступив на этот путь, дочь Скрябина прошла его до конца. Имея реальный выбор — укрыться в нейтральной Швейцарии или, смертельно рискуя, спасать надежду Израиля — его детей, она предпочла последнее и заплатила за это жизнью.
Профессор Масловская считает, что к иудаизму Ариадну подтолкнул брак с евреем Довидом Кнутом. Между тем, с Довидом (его настоящая фамилия — Фиксман) Скрябина познакомилась вскоре после приезда в Париж, и к тому времени у нее уже проявилась еврейская самоидентификация. Что же касается якобы определяющей роли замужества, то женой еврея она стала еще в 1924 году и с тех пор пребывала в этом качестве и в первом браке с композитором Даниэлем Лазарюсом, и во втором — с писателем Рене Маженом, и в третьем — с Довидом Кнутом, с которым соединила судьбу в 1935-м и вступила в брак в 1940-м. Двум дочерям и сыну — детям от первых мужей — она дала не вызывающие сомнений имена: Мириам, Бетти и Эли, не говоря уже о сыне от Довида, маленьком Йоси.
Что же касается еврейских симпатий Ариадны, то этот «ларчик просто открывался» и вот каким ключом. Предками ее матери — Татьяны Шлецер — были эльзасские евреи! Известно, что родной дядя матери Ариадны Скрябиной, Павел Шлецер состоял профессором Московской консерватории, следовательно, был крещен. Несомненно, прошла через этот обряд и еврейская мать Ариадны. Ну и, конечно, крещены были ее дети. Скорее всего, к переходу в христианство ее вынудили жизненные обстоятельства, которые потеряли смысл после Февральской революции.
Ненужная шелуха осыпалась, под ней обнаружилась еврейская подлинность, которую Ариадна впитала в лоне семьи. Подростком приехавшая с бабушкой Шлецер на Запад, она не скрывала своей преданности еврейству и впоследствии совершила гиюр — перешла в иудаизм по строгим религиозным правилам.
Свое отношение к христианству она еще раз недвусмысленно проявила в период оккупации, когда ее дочь Бетти, которую, спасая от фашистов, она переправила заграницу, влюбилась в молодого священника и решила принять католичество. Узнав об этом, Ариадна отреагировала с присущей ей страстностью: «Если Бетти крестится, я убью ее и себя!» Кстати, девочка не только одумалась, но пошла по стопам матери и после ее героической гибели стала членом еврейской подпольной боевой организации «ЛЕХИ» (Борцы за свободу Израиля).
Таким образом, правильнее считать, что, когда в 1940 году, за несколько месяцев до оккупации Франции, Ариадна перешла в иудаизм и приняла имя Сарра, она не приобщилась к иудаизму, а вернулась к нему. Ее гиюр был в действительности тшувой — возвращением в лоно детей Авраамовых.
Для многих признать очевидный факт стремления дочери Скрябина стать еврейкой было выше их сил. К примеру, возвратившись из эмиграции в 1939 году и как-то проходя мимо скрябинского дома, Цветаева вспомнила ее такими словами: «Русская, русская, настоящая русская женщина!»
Теперь этот ларчик можно, наконец, закрыть и последовать далее, не выпуская из рук путеводную нить той, что раньше звалась Ариадной. Известно, что еще до соединения с Довидом Кнутом она опубликовала не одну серию статей, посвященных еврейским традициям, закону и вере. После же того, как эти двое стали жить вместе, она стала соблюдать кашрут, зажигать субботние свечи, отмечать еврейские праздники, изучать иврит. Отныне все у них было общее — работа, его стихи, ее дети. Вместе с Кнутом она стала издавать сионистскую газету на французском языке, в которой Сарра постоянно печаталась, побывали в Италии у Жаботинского, участвовали в XXI Сионистском конгрессе.
Она была талантливой журналисткой, ее французский был безупречен, но Довид все же правил ее статьи, потому что они были неистовыми, он их смягчал. Она писала о нависшей нацистской угрозе, о том, что все дела надо оставить и спасать евреев, которым грозит поголовное истребление. Но никто ей не верил, многие не верили даже тогда, когда надели желтую звезду. Зная, что предстоит, Ариадна и Довид предприняли поездку в Палестину, куда планировали переселиться. В 1940 году, когда узы прежнего брака были, наконец, расторгнуты и она официально стала Саррой Фиксман, она писала подруге: «Бросим все и взойдем в Иерусалим! Я предпочту голод в Святой Земле сытой жизни на чужбине».
С первых дней падения Франции Сарра была в Сопротивлении, вместе с Кнутом активно участвовала в создании еврейских вооруженных формирований «еврейской армии» Сопротивления. Оба они настояли на том, чтобы организовать чисто еврейские боевые группы, потому что для французов — это борьба с захватчиками, а для евреев — борьба за выживание. Сама она сформировала отряд в департаменте Од, была начальником штаба еврейского партизанского движения Тулузы, вызывалась идти на самые рискованные задания. Вместе с другими Сарра переправляла еврейских детей до испанской границы, где их забирали друзья и везли дальше. В Тулузу, где был главный перевалочный пункт, она возвращалась с грузом оружия.
Четыре года работала она в подполье, причем, в самый тяжкий период, в 1943 году, она родила Довиду сына, которому дала вселяющее надежду на выход из темницы имя Йосеф, а на 8-й день мальчику сделано было обрезание. И это, несмотря на смертельную опасность, которую навлекал тогда этот знак!
Когда до Освобождения оставалось меньше месяца, бесстрашная Режин (такова была ее конспиративная кличка) попала в засаду и получила пулю в сердце. Ей было всего 39 лет, столько же, сколько отпущено было ее матери. Довид Кнут остался один.
Подвиг той, что по собственному выбору стала Саррой, а в далеком российском прошлом звалась Ариадной Скрябиной, Франция почтила посмертными наградами — Военным крестом с Серебряной звездой, медалью Сопротивления и мемориальной табличкой в Тулузе, на доме, в котором она встретила смерть всего за месяц до Освобождения. На ней по-французски написано «Ариан Фиксман, Томас Бауэр» и стоит дата. На установленной здесь же Движением сионистской молодежи Тулузы мемориальной доске надпись менее лаконична: «В память Режин — Ариадны Фиксман, героически павшей от рук неприятеля 27.7.44, защищая еврейский народ и нашу родину — Землю Израиля».
Прежде всего, бросается в глаза, что в этом тексте благодарная Франция великолепно отсутствует. Кроме того, непонятно — от чьих именно рук погибла эта героическая женщина?
Дело в том, что до последних дней оккупации трусливые французские полицейские старательно исполняли директивы нацистов, ловя и отправляя в их лапы своих сограждан, героически спасавших от гибели малолетних детей. Не зря же после освобождения Франции союзниками сам генерал де Голль вынужден был признать, что «синагога дала больше бойцов, чем церковь».
Вишистские полицейские захватили Режин вместе с Раулем, ее молодым командиром, на явочной квартире, заполненной снаряжением для опасного перехода — ботиночками, курточками, рюкзачками. Когда в эту же засаду попал молодой студент Томас Бауэр, не растерявшийся Рауль схватил со стола бутылку и замахнулся ею на полицейского. В ту же секунду немецкий пособник автоматной очередью сразил Режин и смертельно ранил Томаса. С пулей в ноге Рауль смог бежать. Не сомневайтесь — оба юноши были евреями.
Кнут в это время с ее детьми уже был в Швейцарии — после того, как к нему нагрянули с обыском (к счастью, в его отсутствие). Вот почему не мог он в эти последние дни поддержать ее своей неукротимой энергией, жаром своих удивительных стихов.
Стихи он писал по-русски, но его самоощущение было глубоко еврейским. Удалось Кнуту выразить и свойственную известной части эмигрантской среды атмосферу тонкой духовности, — ту, которую в своих знаменитых строчках он определил как «особенный еврейско-русский воздух, блажен, кто им когда-нибудь дышал».
И пусть едкая Зинаида Гиппиус считала, что он «не поэт, а воинственный израильтянин», его поэтический талант признавали и скупой на похвалы Иван Бунин, и тонкий ценитель Адамович, и разборчивый Владислав Ходасевич, в доме которого Довид Кнут был желанным гостем.
Со временем поэзия все в большей степени становилась для Довида способом воплощения сионистской идеи, одним из видов публицистики. Как и пристало еврейскому мужчине, он укоренился в реальной жизни — выучился, стал инженером-химиком, брался за любую работу, чтобы прокормить семью. Когда началась война, он пошел в армию, не воспользовавшись бронью — не хотел прослыть трусом.
С тех пор, как Довид оказался в Швейцарии, в полной ежедневных опасностей жизни Сарры он перестал быть живительным источником энергии. Свет ее любви не погас, но светил он уже другому, тому, с кем теперь приходилось ей рисковать жизнью, с кем рядом встретила она свой смертный час. И этой перемены она не скрывала. Кнут написал ей прощальное письмо, не предполагая, что она его уже не получит.
Война закончилась, и он вернулся, но что было ему делать в поруганном опустевшем Париже? Однако даже постаревший, опустошенный, он все-таки был прежним деятельным, полным неотразимого обаяния Довидом. Ни малый рост, ни пресловутый толстый нос, не помешали 18-летней восходящей театральной звезде Виргинии Шаровской полюбить его и захотеть всегда быть с ним рядом. Данное ей матерью-христианкой имя она сменила на библейское Лея и вместе с Довидом, Бетти, Эли и Йоси (Мириам вышла замуж и осталась в Париже) навсегда уехала в Землю Израиля, «взошла» сказала бы Ариадна.
Повзрослевшие дети не изменили указанному их героической матерью пути. Дочь Бетти еще до отъезда из Франции бесстрашно переправляла в подмандатную Палестину оружие для еврейских бойцов, за что попала в тюрьму, сыновья Эли и Йосеф воевали в Армии обороны Израиля. Ариадна была бы ими довольна.